Крутая яичница,

или
Дело было так...

Краткий экскурс в историю
хард-бойлд детектива

Last modified: 10.12.2007
===================

   В преддверии Великой Депрессии, разгула гангстеров, бутлегеров и тотальной безработицы, американский читающий пролетариат с недорогим журналом (вместо булыжника) в руках начинает потихоньку скучать и выражать свое недовольство. Убогая монотонность того, чем пытаются его развлечь, не всегда впечатляет. Возьмем, хотя бы, детектив. Ну, где это видано, чтобы дела решались только одной головой?! - вопрошали читатели. А руки на что? А ноги? Ни фига не работают, не потеют, травят друг дружку шоколадом и с утра до вечера размышляют за чаем на террасе!
  Литературная публика начала клокотать, бурлить и от жажды чего-то нового, родного, а главное - взаправдешного, дошла прямо-таки до кипения (hard-boiled). Реализъму давай! Ре-а-лизъ-му!
   И, наконец, свершилось! Грянуло! Захватило умы! Но, слава Богу, еще одна революция произошла не в жизни, а в литературе.
  На смену отутюженно-утонченному викторианскому детективу или, как его еще называют, детективу «кресельному» (armchair detective) приходит небритый, нечесаный, а порой и скверно ругающийся детектив американский - детектив «крутой» (hard-boiled detective).
   Как сообщает Сергей Бавин, автор книги «Зарубежный детектив 20 века в русских переводах» этимология этого термина в литературе такова: «"Hard-boiled" называли в американской армии военнослужащих младшего командного состава, носивших круто накрахмаленные жесткие воротнички и отличавшихся жестокой муштрой новобранцев. Постепенно словечко получило расширительное толкование и впервые появилось в литературе у Ф.С. Фицджеральда в 1925г.»
   К американскому детективу этот термин привился позднее, а вот революция в жанре произошла в 1922 году.
   Однажды, тихий американец по имени Кэрролл Джон Дейли, робко пробовавшийся на ниве журналистики, почувствовал внезапный прилив сил и большое желание выйти из себя. Что-то странное витало в воздухе. Впрочем, не исключено, что на него повлиял один из вестернов, который он не дочитал в приемной у зубного, а может попросту, его подбодрил глоток кукурузного виски, что он давеча тяпнул для храбрости. Одним словом ему, человеку достаточно терпеливому, вдруг как-то очень сильно надоело ждать. Ждать пока дантист хладнокровно приготовит пломбу и в очередной раз начнет шуровать у него во рту.
   А не выбить ли все зубы этому злодею? Или пристрелить его, как дикую собаку динго?!!
  Так (или примерно так) думал мистер Дейли, одновременно отгоняя назойливую муху от своей отвисшей челюсти и вращая выпученными где-то на затылке глазами. Ожидание казалось вечностью еще и от того, что врач так неудобно разместил его в этом дурацком кресле.
  Время шло. Дантист, чем-то бренча на своем стеклянном столике, пару раз повторил ненавистное «ротнезакрывайте». И Дейли как будто решился… Но тут вдруг опять (он уже и забыл этот звук) ка-ак зажужжало-загудело-завыло над головой. Мир стал маленьким, агрессивным и полез куда не просят. Страх сковал позвоночник, а сухие руки-веточки пустили корни в подлокотники спасительного кресла.
   - Вам удобно? – спросил, не выключая бормашины, заботливый врач.
  - Ы-гы…, - захлопал глазами окаменевший мистер Дейли и попытался улыбнуться.
   Доктор был счастлив и с упоением приступил к работе. Вообще-то он часто бывал недоволен. Лечишь их, лечишь, а они хмурятся, кряхтят, вертятся. Но сегодня попался спокойный. Надо же, сидит, не шелохнется. Вот, молодец ! Не будем спешить...
   Не…, - думал оттаявший мистер Дейли, не веря своему счастью и плавно закрывая рот, когда все закончилось. – Сейчас не буду. Вмазать бы ему за все мучения, да боюсь, рука не поднимется. Да и работа у него трудная! Каждый в лицо перегаром дышит, а он все равно лечит, старается. И что с этого имеет? Бедный лудильщик гнилой эмали… Понятно, почему Зейн Грей не выдержал и ушел на вольные хлеба. Вестерны теперь пописывает, скальпы снимает. Делает, что хочет и хорошо на этом зарабатывает! Не то, что здесь. Рутина.
   Доктор назвал сумму. Дейли на секунду снова оцепенел. Потом, как мог, побыстрому, расплатился негнущимися руками и, лелея мечту хлопнуть дверью, тихо покинул кабинет.
   Эх, надо было врезать! Надо! Людей мучает и какие деньги гребет... У, так бы и набил сейчас чью-то морду! Так бы и набил... Так! Где моя чернильница? Ну, вы у меня дождетесь!!!
   Примерно так думал безобидный мистер Дейли, когда вострил перо, которым пробивал себе литературную карьеру.
   В тихом омуте, как известно, всякое водится. Вскоре на страницах журнала «Блэк Мэск» (декабрь 1922) появился первый в истории настоящий хард-бойлд детектив. Рассказ назывался «Фальшивый Бертон Комбс». А главным героем в нем был очень бесстрашный авантюрист-рассказчик. Он никого не боится. Никого и ничего. Еще бы! В жилах у него не вода. Как его имя? Хитроумный Дейли, ведя повествование от первого лица, решил не уточнять. Кому надо, тот поймет о ком речь! – усмехнулся рассказчик, венчая рукопись своим автографом.
   Ух, как я им всем!.. - пронеслось в голове мистера Дейли, когда он перечитал то, что опубликовал и приступил к новой истории, - Так! Пора открывать имя моего смельчака... Страна должна знать своих героев!
   Однако тут Дейли вспомнил заветы мамы ("скромность – сестра твоя, мой мальчик") и решил все же носа не задирать.
   15 мая 1923 года с его легкой подачи (все в том же журнале) появляется самый первый в мире крутой частный детектив по прозвищу Трехствольный Терри. А следом за ним, 1 июня того же года, в историю литературы навсегда ворвался свой в доску рубаха-парень – сыщик Рейс Уильямс! Он не любит разгадывать кроссворды или играть на баяне. Подолгу обсасывать улики тоже не его специфика. Увидел, быстренько прикинул на глаз что-к-чему, на ходу вынул пушку и разнес к чертовой бабушке дверь или вообще все логово злоумышленников. Гутен таг, синьоры! Галстуки заказывали? Извольте примерить. Судья Линч к вашим услугам!
   Этот наиболее популярный из персонажей Дейли слегка напоминал Дэви Кроккетта, фольклорный образ враля и хвастуна, так сказать «сАмого-сАмого» из меткостреляющих героев американского фронтира. Произошла легкая метаморфоза. Первый крутой детективщик попросту говоря урбанизаровал вестерн. Так сказать ссадил ганфайтера с лошади и привел его в родной мегаполис. Стреляй, если будет нужно, сынок. Вот тебе лицензия.
   Не смотря на небрежность стиля и залихватское неправдоподобие, образ сыщика, пользующегося методами преступников, заинтересовал читателей и, естественно, напросился на продолжение. Про Уильямса Дейли написал более полсотни рассказов и несколько романов.
   А вскоре, 1 октября 1923 внимание читателей журнала «Блэк Мэск» захватывает еще один энергичный персонаж - Оперативник агентства «Континенталь» из рассказов Дэшила Хэмметта. Он не всегда столь расторопен и категоричен, но врезать/получить по зубам или ловко разворошить осиное гнездо гангстеров…почему нет? Такая уж профессия. Хорошо отточенный, жесткий стиль Хэмметта (в прошлом - частного сыщика) постепенно заставил критиков заговорить о новом литературном направлении. А там, как говорится, пошла мазута! Новые герои, новые авторы, новые журналы. Да и кинематограф не оставил без внимания наиболее ярких представителей «взаправдешного» детектива, а актер Хэмфри Богарт создал эталонный типаж крутого частного сыщика в довоенном кино.
   С приходом в 1926 году нового редактора «Блэк мэск» - капитана Джозефа Томпсона Шоу – написание хард-бойлд детективов становится приближенным к высоким литературным стандартам. «Кэп» Шоу поощрял метафоричный разговорный стиль, одобрял «экономию выражений» и правдоподобие характеров. "Его" писатели стали больше работать над черновиками, шлифуя лаконизм и мастерство исполнения. Фредерик Небел, Рауль Уитфилд, Пол Кейн и многие многие другие.
   Вслед за образцовыми персонажами Хэмметта - анархиствующим Оперативником из «Кровавой жатвы»(1928) и циником-ловеласом Сэмом Спейдом из «Мальтийского сокола» (1930) появляется другой популярный образ крутого сыщика – образ честного рыцаря-бессребреника. Филипп Марлоу, частный детектив у которого пусто в карманах, но не в сердце, пожалуй, первый из таких романтиков жесткой школы. Начиная с романа «Долгий сон» (1939), этот живой персонаж с театральной фамилией сразу покоряет не только читателей, но и критиков. Его создателем был еще один талантливый сотрудник «Блэк Мэск» - Рэймонд Чандлер. Даже Фолкнер, принимавший участие в сценарии над фильмом про Марлоу, по-дружески советовал блестящему стилисту Чандлеру оставить развлекательный жанр и заняться «серьезной литературой». Однако тот не изменил своего пути и, продолжая традиции Хэмметта, поднял детектив до уровня большой серьезной литературы (ныне проза Чандлера - входит в американскую учебную программу в университетах).
   Казалось бы, жанр сложился, суровая его стилистика ясна и ничего нового придумать ну просто немыслимо. И вдруг, Дэн Тернер, голливудский детектив! Появление в 1934 году этого персонажа Роберта Лесли Беллема основательно потрясло устои жанра. Реализм его повествования вдруг смешивается с очаровательным абсурдом, а герои из плоти и крови начинают вести себя как персонажи мультфильмов. Гротеск отдельных сцен и шутовство сурового сыщика изрядно озадачили литературоведов. Что это? Крутой детектив или пародия на него? Сам создатель предпочитал отмалчиваться.
   Впрочем, некоторая доля черного юмора всегда присутствовала в крутом детективе и у Хэмметта и у Чандлера, активно эксплуатировал ее и Дейли. Но именно Беллем, любитель сленга и остроумных метафор, задал тон таким более известным ныне авторам как Картер Браун, Ричард Пратер, Майкл Аваллон, а возможно даже, и великому французскому каламбурщику Сан-Антонио.
   Вообще эксперименты с юмором сыграли с жанром не одну шутку. Сначала сыщики, вместе с Беллемом довели до абсурда расследование. А затем и преступникам наскучило только лихо бить морды, да круто плевать на дорогой ковер. Желание удивить заставило некоторых авторов изловчиться и вывернуться наизнанку. Такой эксперимент над собой и читателями с блеском провернул Ричард Старк. Прославившись со своим антигероем Паркером, он решил «завязать» с мрачным бандитизмом (как оказалось, временно) и стать самим-собой, то есть - милягой Дональдом Уэстлейком, сочинителем историй про вора-неудачника Дортмундера. Уэстлейк легко превратил мрачные истории об ограблениях (капер-новел) в залихватскую комедию положений.
   Стоит упомянуть еще одного автора крутой американской школы. В «большой тройке» после Хэмметта и Чандлера чаще всего называют имя Росса Макдональда, создателя калифорнийца Лью Арчера. Впервые этот герой появился в 1949 году, в романе «Движущаяся мишень». Арчера часто сравнивали с Филиппом Марлоу, беря за основу их схожие человеческие качества. Однако, при всем своем психологизме и литературном мастерстве, с годами Макдональд сильно мягчал в плане динамики. Позднее его творчество иначе как «софт-бойлд» не назовешь.
   Вслед за историями о сыщиках, стало развиваться и другое направление крутого детектива – гангстерский детектив. У истоков его стоял Уильям Барнетт, чей роман «Маленький Цезарь» вышел книгой в 1929-м, как раз в начале Великой Депрессии и на волне популярности, буквально на следующий год, был экранизирован. Тогда же, в 1930-м выходит роман 28-летнего Армитейджа Трэйла "Лицо со шрамом" ("Скарфас"), написанный автором на основе изучения биографии Аль Капоне и будней чикагской мафии. Почти моментальная кино-версия Говарда Хокса (в написании сценария принял участие и Барнетт !) принесла картине статус одного из самых жестоких фильмов того времени (в нем впервые активно заговорил с экрана любимец криминальной публики "малыш Томми" - пулемет). Впрочем, после съемок прошло еще 2 года прежде чем цензура, внеся кое-какие изменения, наконец-то позволила фильму шокировать всю нацию. Римейк, сделанный Брайаном де Пальмой (с Аль Пачино в главной роли) тоже напугал не одного кинокритика.
   Среди наиболее ярких последователей «дела Барнетта и Трэйла» можно вспомнить немало сбившихся с пути детективщиков. Упомянем все того же Ричарда Старка, Ника Кварри, Питера Рабе, ну и пожалуй главного живописца организованной преступности – синьора Марио Пьюзо, с его «Крестным отцом».
   В противовес этой теме широкую популярность обрела и история борьбы с империей Аль Капоне. Среди главных противников как правило значится другая легендарная фигура - неподкупный Элиот Несс.   Его образ вошел в литературу после издания в 1957 году книги "Неприкасаемые", написанной самим Нессом вместе со спортивным журналистом Оскаром Фрейли.  Увы, лидер сурового отряда борцов со злом  не дожил до публикации. Он умер (буквально накануне) от сердечной недостаточности. По мотивам его романа было снято 2 теле-сериала и "оскароносный" фильм Брайана Де Пальмы. А история самого Несса освещается главным архивариусом современного детектива Максом Алланом Коллинзом (роман "Темный город", 1987, и др.).
   Один из важных в крутом детективе образов «роковой женщины» (femme fatale), из-за которой мужчина теряет голову и становится либо жертвой, либо виновником, интересно разрабатывал Джеймс М. Кейн. Его тоже (вслед за Хэмметтом и Чандлером) часто включают в тройку патриархов хард-бойлда. Сильную, эмоционально-заряженную прозу Кейна критики сравнивали с творчеством Хемингуэя. А с кем еще было сравнивать? Настали новые времена. После драматургии Чехова и новаторства Хемингуэя писать по-старинке было уже банально. Серьезные авторы искали свой стиль, свою манеру. Что-то и впрямь витало в воздухе. Вполне естественно, что Кейн не признавал чужого влияния и не ограничивался рамками жанра. Он был сам по себе, и смело поднимал щекотливые для литературы темы. Разрешение на экранизацию его бестселлера «Почтальон звонит дважды» (1934) находилось под запретом долгие годы (вплоть до 1946). Теперь это классика. Многие сюжеты Кейна отчетливо прослеживаются у более поздних мастеров (например, у Джеймса Чейза и Чарльза Вильямса).
   Эхо американской детективной революции естественно перенеслось и за океан. Европа тоже начинает плодить своих крутых мэтров. Например, в Англии появляются «жесткие британцы» (Brit Grit). В июне 1936-го, читающий мир узнает и постепенно попадает под обаяние лихого федерала Лемми Коушна. Его появление – одна из первых хард-бойлд ласточек в экспортном варианте. Этого и еще нескольких энергичных сыщиков придумал англичанин Питер Чейни, писатель неоднозначный, однако знавший о работе частных детективов отнюдь не понаслышке. А вскоре и будущий «маэстро триллера» Джеймс Хэдли Чейз с бешеным успехом опубликует свой первый круто-сваренный детектив «Нет орхидей для мисс Блэндиш» (май 1939). Американцы скептически относятся к творчеству Чейза, который, дескать, не знал подлинных реалий их жизни, но…«Мисс Блэндиш» они все же признают (О, е… Ит’с кул) и даже экранизируют, несмотря на нелепую суету вокруг Фолкнера с его ужасным «Святилищем».
   Послевоенную Францию тоже охватывает бум крутого детектива. В 1945 году талантливый Марсель Дюамель (с сотоварищами) запускает в издательстве Галлимар производство книг «Черной серии» (Serie Noire). Первоначально серия состояла только из переводных англо-американских авторов, но вскоре в нее просочились и крутые французы, чаще под «американскими» псевдонимами (Терри Стюарт, известный ныне как Серж Лафоре, затем Джон Амила, он же Жан Меккер, и др.). Мода на черное была подхвачена и другими издателями. Хлынули потоки «Черной реки» (Fleuve Noir) и заработал конвейер «Черного квадрата» (Carre Noir). А вскоре сформировался и французский вариант хард-бойлд школы. Вполне естественно он получил незамысловатое название - «Черный роман». Самые известные его представители – это Лео Мале, Альбер Симонен и Огюст Ле Бретон. И конечно не стоит забывать о феноменальном Фредерике Даре, писавшем то криминальные драмы в манере Чейза (обычно под собственным именем), то развеселые галльские триллеры (под псевдонимом Сан-Антонио).
   Многие, почти не замеченные на родине американцы, такие как Хорас МакКой, Дэвид Гудис, Честер Хаймс становятся во Франции чуть ли не классиками. Кое-кого из них и здесь сравнивают с Хемингуэем, активно переводят, экранизируют. Даже экзистенциалисты находят с ними что-то общее. Например, Камю утверждает, что его «Посторонний» написан под ба-а-льшим влиянием кейновского «Почтальона…» . Ну, Камю конечно виднее, каким ветром его продуло. Однако Кейн подал в суд не на него, а на сверх-популярного Чейза, который, в общем-то, тоже не скрывал, что «Почтальон» оказал на его творчество большое воздействие.
   А в Америке к этому времени закончилась эра дешевых журналов (палп-мэгэзин) и началась эра пейпербэков (книг в мягкой обложке). Издательства “Signet”, “Dell”, “Avon” одно за другим ищут и привлекают к сотрудничеству все новых и новых авторов. Запущенная на излете 40-х серия “Gold Medal” от семейки издательства “Fawcett” была одной из самых успешных и, пожалуй, самой яркой в подборке авторов. Джон Д. МакДональд, Чарльз Вильямс, Ричард Пратер, Дональд Гамильтон, Лоуренс Блок и многие другие были долгими поставщиками нетленки для этой серии.
   Примерно в это же время, ярый поклонник скорого на расправу Рейса Уильямса, некий Микки Спиллейн (тогда еще заурядный автор текстов для комиксов), задумывает могучий образ своего судьбоносного детектива. Смиксовав по всей вероятности слова Людовика XIV («Государство – это я!») и образ этакого героя комиксов по прозвищу «Человек-электрический стул» Спиллейн публикует (в июле 1947-го) первый роман про Майка Хаммера с лаконичным названием «Я – суд присяжных». Хардковер романа (издание в твердой обложке) не шибко-то раскупают, но вот мягенький пейпербэк - в самый раз! Он разошелся почти невиданными тиражами (2 миллиона копий за 2 года). Ну а бешеный успех его последующих книг сравнить почти не с чем. Публика буквально фанатела в ожидании новых карательных экспедиций Хаммера в джунглях Нью-Йорка. Жми на курок, браток! Рассказывают, что один летчик ВВС даже изменил курс и совершил вынужденную посадку в близлежащем городе, где в продажу поступил новый роман Спиллейна. Что уж тут говорить? Гарри Поттер попросту отдыхает.
   Стилистика крутого детектива принимает под свое крыло в начале 1950-х и такого автора как Джим Томпсон. Мрачные прогулки кругами и закоулками людского ада, плюс выразительно-животное мастерство подачи материала снискали Томпсону ни много ни мало, а титул «Данте крутого детектива». Не знаю, как это понравилось бы Данте, но читать некоторые романы старины Джима, такие например, как хваленый «Убийца во мне», на сытый желудок...не совсем гигиенично.
   Подобные авторы, блестяще владеющие все тем же «хемингуэевским» слогом, но пишущие сверх-мрачно о преступниках и преступлениях, очень сильно спутали карты литературоведам. Что же такое «хард-бойлд»? - вопрошали они, - Детектив? Но у таких, как Томпсон и Кейн мало общего с детективом (следствие почти не ведется или преступник известен с самого начала). Что же их объединяет с персонажами Чандлера и Хэмметта? Каких только мнений не высказывали на этот счет. Чаще всего приходили к мысли, что «главное – это преобладание персонажей с жестким характером, и если главный герой (не важно, плохой или хороший) ориентирован на постоянное действие (экшн), плюс способен убивать – такой роман можно охарактеризовать как хард-бойлд». На что другие вопрошали « А как же быть с романами, где главный герой - жертва обстоятельств, который не столь хладнокровен и, попадая из одной ловушки в другую, скачет как заяц по полям?».
   Думали-гадали и, отбросив детективные загадки, сформировали три основных «хард-бойлд» направления:
1. Положительный герой-одиночка, сопротивляющийся жестокой среде : детективы о частных сыщиках (Чандлер).
2. Жестокие люди, создающие жестокую среду : гангстерские саги (Барнетт), триллеры о психопатах и душегубах (Томпсон)
3. Люди, разрушенные жестокой средой : криминальные драмы о жертвах человеческих страстей (Кейн)
   Как правило, два последних направления чаще всего характеризуют как «нуар» или «черный триллер». Тогда снова возникает спор: что «хард-бойлд», а что «нуар»? Термин «нуар» пришел в литературу позднее. Впервые его употребили в 1946 году по отношению к довоенному черно-белому кинематографу. К тем фильмам (в основном американским), где доминировал напряженный, мрачный сюжет, чаще всего связанный с преступлением. Не последнюю роль в устойчивости этого термина сыграла и популярность французской «Черной серии». Основную суть отобранных для нее романов Марсель Дюамель, основатель и переводчик, очень подробно сформулировал на обложке. Приведем лишь отрывок: «…Тут видишь полицейских, еще более развращенных, чем злоумышленники, которых они преследуют. Симпатичный сыщик не всегда раскрывает тайну. А иногда тайны и нет. Бывает, нет даже сыщика. Что же тогда остается? Остаются страх, жестокость, низкие, презренные события: драки, убийства. Как в хороших фильмах, состояние души героев передают их поступки, и читателям, жадным до психоанализа, придется интерпретировать эту гимнастику. Есть еще любовь, грубая, животная, необузданные страсти, беспощадная ненависть – все те чувства, что крайне редко допускаются в цивилизованном обществе, а здесь их в избытке».
   «Нуар» стал еще одним направлением не только кино, но и литературы. Его ярлык начали вешать на многих авторов, которые раньше считались мастерами крутой американской школы. Чистый нуар это в первую очередь тяжелая, мрачная атмосфера безысходности, в нем все плохо и совсем не до шуток (сплошная экзистенция). А это не всегда применимо к хард-бойлду, многие авторы коего наделяли своих героев острым язычком (tongue-in-check) и верой в себя, а не только в свет в конце тоннеля.
   Выходит, основным элементом крутого детектива является тон, то есть, как рассказан, как подается сам сюжет. Тема может быть любая, все дело в музыке. Не «что?», а главное - «как!». Хард-бойлд - это всегда динамика (крутой замес, «круто-сваренная история»). Как правило, это краткие описания, сочные метафоры. Таковы же и диалоги - стремительные, чаще всего «колючие и острые как битое стекло». Таким образом хард-бойлд может быть нуаром, но не всякий нуар может быть хард-бойлдом. Путаница еще та! Сиди и выбирай – что куда и почему. Многим нравится такое занятие. Эрл Стэнли Гарднер, например, считал, что нужно еще отфильтровать и детектив «действия» от детектива «крутого». Правда, не совсем понятно (а вернее, совсем непонятно) – зачем и как?
   Повествование в хард-бойлде довольно часто начинается с места – в карьер, буквально с первой строчки задавая тон, интригуя и захватывая внимание читателя:
«Бриллианты были найдены неожиданно, душным январским полднем, в воскресенье. Произошло это так» (Чейз),
«Когда женщина вскрикнула, Паркер проснулся, скатился с кровати, одновременно услышав позади хлопок глушилки» (Старк),
«Мне не понравилась его рожа – я так ему и сказал» (Дейли).
   Ну, как отложить такую книгу не дочитав?
   Можно долго спорить, в чем главное отличие крутого и классического детектива. Говорить о том, что детективно-криминальная линия в хард-бойлде выглядит более похожей на жизнь, а в классическом скорее на спектакль. Приводить примеры и называть исключения. Но, как правило, все сведется к тому, что хороший викторианский детектив это - минимум жестокости и неприглядного откровения, а показ игры ума и триумф интеллекта всегда преобладают над игрой страстей. Главное - загадка.
   В крутом детективе дела обстоят попроще - конфликты между персонажами гораздо важнее, чем преступление, ну а сама эта драгоценная «жемчужина» преступления, как подметил Рэймонд Чандлер, «вынута из венецианской вазы и вышвырнута на улицу». Довольно меткое определение (впрочем, как и положено автору, герои которого бьют и стреляют).
   Хороший хард-бойлд – это не только пуля в голову, это детектив с болью в сердце.
   Но, все течет, все изменяется, проходит или ломается. Сомерсет Моэм еще в 1940 году писал: « Я не вижу, кто бы мог стать новым Рэймондом Чандлером. По-моему, детективный роман, как построенный на чистой дедукции, так и «крутой» детектив, умер. Но это не помешает великому множеству авторов по-прежнему писать детективные романы, а мне – по-прежнему читать их».
   А что еще остается? Как говорится - «писатели – пописывают, читатели – почитывают».
  Классический хард-бойлд растворился в литературе где-то в 50-х. Сейчас о старой школе  говорить непросто. Все смешалось в багдадском королевстве. Писатели заматерели и, практически через одного, как будто стремятся переплюнуть Спиллейна и Томпсона, «ярко отражая реальность» в своих ультра-брутальных мега-триллерах. Сплошные "Алигьери". А сердцу порой так хочется старой, доброй и в меру крутой пасторали... Человека убили. Все понятно. Зачем же расписываться еще и мозгами по стенке? Очень верно говаривал болгарский писатель Богомил Райнов, еще в застойные годы защищая «умеренного» Чейза: «Этот писатель выглядит просто невинным по сравнению с нынешней огромной по объему литературной и кинематографической продукцией, всячески смакующей жестокость во всех ее видах». И это в 1970-м ! А далее, говоря уже о большом количестве убийств в «Нет орхидей» Райнов уточнял: «Чейз не делает никаких попыток оснастить эти 22 кровопролития ужасающими подробностями. Он лишь констатирует: "Один из силуэтов упал". Или: "Пуля попала полицейскому прямо в грудь, и он рухнул на тротуар"». Эх, было время… И без свирепого натурализм хватало переживаний. А теперь многих авторов современных детективов хорошей девушке и посоветовать стыдно. Сугубо мужская проза получается. Типа – только для мачо! А они пущай свою Донцову на кухнях мусолят…
   Конечно, хард-бойлд детектив, это велико-депрессивное существо с большими кулаками - культурное порождение страшно Далекого Дикого Запада. Но, напоследок стоит отметить один курьезный факт. В «Одесских рассказах» Бабеля, в тех самых, где речь идет про Беню Крика и его банду, американские литературоведы уловили стилистику весьма схожую с Дейли и Хэмметтом. Перечитайте (например рассказ "Король") и сами убедитесь. Ну, чем не Хэмметт? Бабель писал свои рассказы в 1923-24 годах и вряд ли подозревал о схожей литературной манере заокеанских коллег. Видимо что-то и впрямь витало тогда в воздухе...
   А может и вправду, это мы придумали «Виндоус» ?

Владимир Матющенко
декабрь 2005

к оглавлению